(no subject)

[sulerin]

Чеслав Милош

* * *
Происходило это в городе Вильно, какое-то время спустя
после июня 1940, когда город был занят армией 
восточного соседа. 

Некая дама в летах, ввиду финансовых тягот - ведь 
государство, платившее ей пенсию до сих пор, пало - 
сдала внаём комнату офицеру, в чине, кажется, капитана. 

Был это русский, крупный, очень вежливый, но 
совершенно неразговорчивый. 

Хлопот он не доставлял, так как не принимал никаких гостей, 
ни мужчин, ни женщин, по утрам уходил на службу, вечером 
возвращался. 

Либо свет зажигал и читал, либо лежал неподвижно 
в темноте на кровати. 

Неизвестно, в чём состояла его служба, быть может, была 
из тех, о которых не рассказывают никому. 

Неизвестным останется нам его имя, и мы никогда не 
узнаем, о чём он думал. 

Мы можем только догадываться, что боролся он с прежде 
ему незнакомым переживанием, а была это встреча с 
цивилизацией, совершенно отличной от той, в которой 
он был воспитан. 

Наученного тому, что нет ни Бога, ни чёрта, его поражало 
зрелище молящихся толп в костёлах. 

Следствием этого было горькое чувство тщетности людских 
верований и просьб, обращённых к лику Отсутствующего. 

Вполне вероятно, что он восстанавливал в памяти зло, 
то есть страдание, причинённое людям людьми. 

Как и зло, за которое разделяют ответственность, и каков 
тогда долг человека, если знает он, что таков, не иной, 
миропорядок. 

Если сказать «нет» означает то же, что и проклясть день 
своего рождения. 

Он застрелился однажды ночью, и НКВД опечатало его 
личные вещи, его пистолет наган и книги. 

Неуместно было б сказать, что он встречен был ангельским 
хором, хотя мы читали в Евангелии: «Блаженны жаждущие 
справедливости». 

Уместнее будет смолчать о религии, если он исчез без 
следа в тысячелетьях планеты Земли, вместе с несметным 
числом других, не удостоенных утешения.


(Автор перевода неизвестен)