(no subject)
Sep. 18th, 2011 12:43 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
sulerinhttp://wyborcza.pl/1,75478,10191044,Wyjeli_z_grobu_zwloki_Zbigniewa_Wassermanna.html
"Достали из могилы останки погибшего депутата"
29.08.2011
"Утром из могилы в краковских Белянах специалисты из Военной жандармерии эксгумировали могилу депутата от партии PiS, который погиб в смоленской катастрофе. - Это не вступление к очередным эксгумациям, - подчёркивают в военной прокуратуре.
Эксгумации тел жертв катастрофы 10 апреля 2010 года добивается часть семей. Они полагают, что протоколы вскрытий, проведенных в Москве российскими специалистами, содержат многочисленные ошибки и позволяют ставить вопросы о том, кто именно похоронен. Наиболее упорно на эту тему высказывалась Малгожата Вассерманн, дочь депутата. Она говорила, что в протоколах есть информация о внутренних органах, которые у её отца были вырезаны в результате операции, а протокол вскрытия не обнаружил их отсутствия. - У меня нет никакого доверия к русским. Этот материал даёт мне право выдвинуть тезис, что он, вероятно, отчасти сфальсифицирован. Если я уверена, что есть фальсификации в некоторой степени - уже появились документы, относительно которых мы убеждены, что они неаутентичны - в таком случае появляется вопрос, аутентичны ли остальные документы, - заявляла в апреле дочь депутата PiS.
Главная военная прокуратура, ведущая следствие по делу катастрофы, пригласила группу экспертов, которые установили, что в протоколах вскрытия действительно есть ошибки. Именно они - по сообщению, опубликованному сегодня - являются причиной эксгумации: «Основанием для действий прокуратуры были сомнения, касающиеся утверждений, которые содержатся в судебно-медицинской документации исследования останков умершего, полученной от Российской Федерации, а не сомнения в тождественности останков», - подчёркивают в ГВП.
«Приглашённые по делу эксперты проведут мероприятия, документирующие состояние тела, организуют также осмотры, связанные с вскрытием останков. Соображения о благе пострадавших - близких родственников погибшего - не позволяют сообщать деталей и обстоятельств проведения эксгумации, как и подробных действий приглашённых экспертов. Проведение порученных действий должно закончиться в течение нескольких дней», - говорится в сообщении.
В другой его части мы читаем: «Нужно подчеркнуть, что из проводимых 29 августа действий нельзя делать выводов о принятии прокуратурой решения о других эксгумациях. Случай каждой их жертв рассматривается индивидуально, до сих пор только в случае со Збигневом Вассерманном утверждено существование обстоятельств, говорящих за обоснованность её проведения, что привело к выдаче 5 августа 2011 года соответствующих решений и распоряжений»."
http://wyborcza.pl/1,75478,10209880,Stenogramy_smolenskie_jawne.html
"Смоленские стенограммы будут опубликованы"
01.09.2011
"Полные стенограммы разговоров в кабине пилотов и разговоров из смоленской «башни» узнаем в понедельник. Они будут в приложении 8 к протоколу исследования смоленской катастрофы.
Протокол - это официальный документ, подытоживающий работу Комиссии по расследованию лётных происшествий в государственной авиации, то есть так называемой комиссии Миллера. Он более обширен, чем так называемый отчёт Миллера, опубликованный в конце июля. Протокол насчитывает - вместе с приложениями - свыше 1200 страниц.
Значительно - по сравнению с отчётом - расширена, к примеру, техническая часть, касающаяся исследований оборудования Ту-154М. Важнее всего приложения. Как решили в комиссии, один из них будет содержать полные стенограммы разговоров, зарегистрированных в «башне» и в кабине пилотов. - Это беспрецедентная ситуация в истории исследования авиационных катастроф, - сказал один из членов комиссии.
Было засекречено только приложение 7, то есть результаты работы медицинской подкомиссии. В нём также содержится психологический анализ членов экипажа.
Протокол комиссии, утверждённый премьером Дональдом Туском, уже несколько недель тому назад получили: командование 36 спецполка, глава Министерства обороны и руководитель Генерального штаба. Получила его также - как оказалось - военная прокуратура. Пресс-секретарь МВД Малгожата Вожняк сообщила нам, что прокуроры «обратили внимание на фрагменты документа, которые могли бы нарушить интересы следствия». Эти фрагменты останутся засекреченными. Речь идет - как мы выяснили - в том числе о том, чтобы скрыть некоторые источники информации, которые комиссия получила от прокуроров."
http://wyborcza.pl/1,75478,10234622,Dramat_pilotow__Protasiuk__Ja_sie_tylko_martwie_tym_.html
"Драма пилотов"
05.09.2011
"«Я только беспокоюсь об этом (что мне?)», «Об этом, (это меня и вправду беспокоит?)» - это слова капитана Аркадиуша Протасюка, ожидающего решения президента: приземляться ли и где 10 апреля 2010 года. Неизвестные фрагменты записей в кабине пилотов показывают драму командира, который решение был вынужден принимать сам.
Сегодня комиссия Ежи Миллера опубликовала протокол и прнложения к отчёту об исследовании смоленской катастрофы. Это не изменит уже известной с представления отчёта картины событий, но может добавить множество новых подробностей. Ниже - то, что мы вычитали в одном из приложений и что иллюстрирует драму пилотов.
Приложение 8 к протоколу исследования смоленской катастрофы содержит полную запись разговоров в кабине «Туполева», воссозданную экспертами из Центральной криминалистической лаборатории. Она намного шире, чем опубликованная год назад версия стенограммы, подготовленная российским Межгосударственным авиационным комитетом (МАК). В дополнение заместитель главы комиссии полковник Мирослав Гроховский сказал, что при прочтении польские эксперты вообще не пользовались российской транскрипцией разговоров.
Напомним, что МАК как одну из причин катастрофы называл давление на экипаж, чтобы тот приземлился. Сокращённый отчёт комиссии Ежи Миллера (от 29 июля) и опубликованный сейчас протокол ислледований комиссии версию о давлении опровергает. Прежде всего комиссия принимает, что пилоты вообще не хотели садиться в Смоленске, планировали только спуститься до так называемой высоты принятия решения (100 м.) и если не будет условий для приземления, уйти на другой круг, а потом на запасной аэродром.
Решение о выборе запасного аэродрома принадлежало распорядителю полёта, то есть президенту Леху Качинскому. И вплоть до трагического финала полёта оно не было принято. Стенограммы показывают драму пилотов, которые видели, что условий для посадки в Смоленске нет. Они ожидали решения, куда направить самолёт. И не дождались.
Так это описывает протокол комиссии в части, названной «обстоятельства и ход лётного происшествия».
Когда ещё над Беларусью экипаж получил информацию, что «в Смоленске видимость 400 метров, туман», они были удивлены. «Из комментариев однозначно следует, что экипаж не ожидал таких WA (атмосферных условий - ред.) (...) это был момент, когда экипаж дал себе отчёт о плохих WA и возможных трудностях в реализации плана полёта». По мнению комиссии, командир должен был с экипажем обговорить альтернативные решения: заход на посадку, пробный заход или уход на запасной аэродром».
«Попытку анализа ситуации предпринял второй пилот, спросив в 6:16:53: «За сколько эти или: В котором эти? мероприятия начинаются?» - читаем мы в протоколе комиссии. «Командир ответил: «Не знаю» и продолжил: «Но как (ты или: мы?) не приземлимся, то они не (будут иметь?) времени».
По мнению комиссии, этот обмен репликами всё же не свидетельствует о «решимости предпринять поытку приземления» [так посчитали в МАК]. Об этом свидетельствуют следующие высказывания командира, его сомнения, колебания.
В 6:17:47 капитан Протасюк говорит бортпроводнице: «Это неинтересно. Появился туман, и неизвестно, сядем ли». Второй пилот спрашивает: «А если не сядем, то что?» «То уйдём», - отвечает Протасюк. Стенограмма не передаёт интонации, с которой эти слова были сказаны: с решимостью, или нет? С уверенностью, или с сомнением?
Но в дальнейшем разговоре в кабине - подчеркнула комиссия - «командир воздушного судна выразил свои опасения о возможных последствиях, вытекающих из принятия такого решения»: «Я только беспокоюсь об этом (что мне?)», и также «Об этом, (это меня и вправду беспокоит?)».
<…> Протасюк спросил: «Сколько у нас топлива?» И эта фраза для комиссии Миллера стала ключевой. Читаем. Комиссия не «усмотрела решительных опасений экипажа, в том числе командира воздушного судна, о негативных последствиях принятия решения об отходе на запасной аэродром, несмотря на то, что это привело бы к невыполнению столь важной, с точки зрения экипажа, а прежде всего главного распорядителя, задачи».
Дополняет этот анализ фрагмент психологического заключения о личности Протасюка (приложение, в котором содержится психологическое заключение о всех членах экипажа, засекречено: «..высокий уровень интеллекта был фактором, которым можно объяснить дальнейшее поведение командира воздушного судна, основывающееся прежде всего на расчёте на собственные возможности и умения, что было связано с недостаточным опытом экипажа, о чём командиру экипажа должно было быть известно».
Проблема тумана на смоленском аэродроме возвращается в дальнейших разговорах: за 20 минут до катастрофы командир интересуется самолётом Як-40, который вылетел в Смоленск раньше с журналистами на борту. «Может, приземлился. Может, успел до этого тумана» - это очередные неизвестные ранее слова Протасюка. Второй пилот ему отвечает: «А наше (метео?) беспокоилось больше о Як-40, чем о нас, так как говорили, что может быть лучше. Чем позже, тем лучше». На что Протасюк с сомнением: «Думаю, что увидим, ну» и дальше: «Увидим. Подойдём и увидим». Второй пилот: «Подойдём - увидим, ну». Протасюк: «Может быть хорошо, а, может быть, не видно этой земли».
По оценке комиссии эта «дискуссия показывает, что экипаж принял к исполнению решение командира воздушного судна о продолжении полёта до Смоленска и пробном заходе на посадку (по возможности о попытке посадки, если бы погода наладилась). Невозможно «вычитать» убеждённости экипажа, что нужно пробовать сесть».
В 6:21:04 на вопрос бортпроводницы «Командир! (начинаем) … спускаться?!» Протасюк ответил: «Да, уже (пристёгиваться или: начинаем?)».
Решение - по мнению комиссии - было принято ещё до того, как экипаж связался с аэродромом Смоленск Северный (криптоним «Корсаж»). Несколькими минутами позже в кабину пилотов вошёл руководитель дипломатического протокола Мариуш Казана.
Из опубликованных сейчас стенограмм вытекают также сомнения в смоленской «башне», что делать с «Туполевым». Российский диспетчер спрашивает капитана Протасюка (это он поддерживал связь, так как знал русский) о топливе и о запасном аэродроме. Протасюк упоминает о Витебске и Минске. В это самое время диспетчер полётов говорит заместителю командира базы: «Надо его выгнать, [вульг.]». На что полковник Краснокутский отвечает: «Так скажи, что у нас условий нет, видимость (?)».
И в 6:24:25 диспетчер передаёт информацию: «PLF 1201, на Корсаже туман, видимость четыреста метров».
В протоколе читаем: «По мнению комиссии, диспетчер полётов, согласно правилам государственной авиации РФ, начал процедуру направления самолёта на запасной аэродром». И дальше: «Если бы в этот момент диспетчер полётов определённо указал экипажу запасной аэродром, это была бы однозначная информация, что аэродром «не принимает», что должно повлиять на изменение решения командира Ту-154М».
Такой информации не было. Поэтому в части, касающейся причин катастрофы, комиссия ясно пишет: «Неправильные действия служб полётов в области контроля воздушного движения и управления безопасностью полётов были спровоцированы неправильной оценкой ситуации и принятием неправильного решения». На российских диспетчеров наша комиссия не возлагает непосредственной ответственности за катастрофу, но категорически утверждает, что «башня» могла её предотвратить.
Возможно, предотвратить катастрофу могли также пилоты правительственного Як-40, который приземлился в Смоленске раньше, с журналистами на борту. Их разговор с «Туполевым» был уже известен раньше.
Напомним. Командир Як-40: «Знаешь что, в общем, п..да тут. Видно каких-то четыреста метров примерно, и, как нам кажется, основание облаков намного ниже пятидесяти метров». И дальше: «Зато скажу откровенно, что можете попробовать, конечно».
Разговор с Як-40 вёл второй пилот «Туполева» полковник Гживна. Комиссия Миллера обращает внимание, что, излагая его Протасюку, он пропустил ключевые слова: «п..да тут» и «..основание облаков намного ниже пятидесяти метров». И ещё одна цитата из полковника Гживны: «Они сказали только, что если второй раз не (сядем?) то (он говорит, что в Москву?).
Вывод комиссии в протоколе: «Подтверждённая из очередного, достоверного источника информация об очень сложных WA [атмосферных условиях], существенно низших (худших) по сравнению с минимумом для экипажа и аэродрома, не повлияла ни на изменение решения, принятого командиром воздушного судна, ни на реакцию остальных членов экипажа, что может показывать, что пилоты принимали это очень важное пилотажное решение, руководствуясь не столько лётными предпосылками, сколько фактом, кого и с какой целью перевозили на борту».
Следовательно, комиссия исключает давление на пилотов. Но ясно указывает на ксвенное влияние: времени и обстоятельств полёта 10 апреля. В 6:25:04 командир информирует диспетчера: «Благодарю. Если можно, попробуем подойти, а если не будет погоды, тогда уйдём на другой круг».
По мнению комиссии, решение о пробном заходе на посадку не представляло угрозы для безопасности полёта, так как опиралось на обязательные для экипажа правила. Но при условии: после достижения высоты принятия решения (100 метров над уровнем посадочной полосы), если бы не было видно земли, самолёт должен уйти на другой круг.
Комиссия также обращает внимание, что командир «однако, считался с тем, что диспетчер полётов может не дать согласия на заход на посадку. Поэтому он спросил: «…Если можно, попробуем подойти…» (подойти, а не сесть), то есть передал решение «в руки» диспетчера полётов».
И подытоживает, что «разрешение на заход на посадку самолёта Ту-154М, в ситуации, когда WA на аэродроме были значительно ниже минимальных, было нарушением правил, содержащихся» в российских предписаниях, обязательных для Смоленска.
<…> Из опубликованных - неизвестных ранее записей разговоров в «башне» - следует, что диспетчеры понимали, что «Туполев» спустится до границы 100 метров. В 06:26:02 они так передавали своему начальству решение экипажа: «…значит, выполняют контрольный заход, решение командира экипажа, выполняют контрольный заход до высоты принятия решения 100 метров, отход, о готовности Минска, Витебска как запасных пусть спросят».
Полковник Краснокутский (комиссия считает, что его присутствие в «башне» соответствовало правилам, но вмешательство в процесс сопровождения самолёта - уже нет) сказал одному из диспетчеров: «[имя], сопровождаешь до ста метров. Сто метров. Без дискуссии, [вульг.]».
«С этого момента, - читаем в протоколе, - действия диспетчеров сосредоточивались на согласовании перенаправления самолёта Ту-154М на запасной аэродром (после ухода на другой круг)».
Между тем в кабине уже более 3 минут (читаем) находился директор дипломатического протокола МИД. В 6:26:18,5 командир воздушного судна передал ему однозначное сообщение: «Господин директор - появился туман, в эти минуты в этих условиях, которые есть сейчас, не дают совета сесть. Попробуем подойти - сделаем один заход - но, очень вероятно, ничего из этого не выйдет. Так что прошу (уже думать или подумать?) над решением, что будем делать».
Директор спросил «Будем…?» (вероятно, ждать?), на что командир ответил: «Топлива нам так долго не хватит, чтобы…», директор в свою очередь сказал: «Ну, у нас есть проблема». Командир ещё пояснил: «Можем полчаса повисеть и уходим на запасной», а на вопрос директора о запасном аэродроме ответил: «Минск или Витебск».
По мнению комиссии, капитан Протасюк чётко «обозначил отсутствие возможности приземления на аэродроме Смоленск Северный и возможность выполнить контрольный заход до минимума, прося только решения о выборе запасного аэродрома».
Читаем: «способ передачи сообщения командиром воздушного судна чётко подтверждает, что решение он принял уже раньше и не ожидал помощи при его принятии. Он не спрашивал, что в этой ситуации делать, ожидал только помощи в выборе запасного аэродрома. Поэтому, по мнению комиссии, нет оснований говорить о каком-либо давлении на экипаж в вопросе посадки на аэродром Смоленск Северный, как раз наоборот, это командир не оставил возможности влиять на его решение, сказав: «уйдём на запасной».
<…> Эксперты комиссии Миллера обращают внимание, что «командир воздушного судна попросил второго пилота повторно связаться с экипажем самолёта Як-40, чтобы определить, какова толщина облаков. По мнению комиссии, командир, анализируя ситуацию, пробовал определить, настолько ли мала толщина облаков, чтобы можно было предвидеть их «разрыв» и улучшение погоды. Кроме того, он спросил, прилетели ли уже русские - в ответ получил информацю, что самолёт Ил-76 выполнил два неудачных захода и улетел. Разве это не свидетельствует о том, что капитан Протасюк принимал во внимание также посадку, если бы - в какой-нибудь дыре в облаках, тумане - видно было посадочную полосу.
Комиссия не сомневается, что директор Казана после разговора с Протасюком пошёл спросить - что дальше - президента? Через 3 мин. 34 сек. после выхода из кабины директора дипломатического протокола капитан Протасюк говорит: «Уже близко». В ответ слышно реплику: «Прежде чем он решит, может, составим карту в это время? Всё равно - Минск, Витебск…?» Речь идёт о выполнении действий, содержащихся в так называемой контрольной карте. Комиссия: «Это однозначно подтверждает тезис, что экипаж реализовал принятое ранее решение и ожидал решения главного распорядителя только в отношении выбора запасного аэродрома».
В 6:30:33 повторно в кабину вошёл директор Казана. «Пока нет решения президента, что делать дальше». После чего он вышел из кабины.
«По мнению комиссии, быстрое указание запасного аэродрома облегчило бы выполнение подготовительных действий: экипажем, диспетчерами на аэродроме Смоленск Северный, аэродромными службами (аэродрома, указанного как запасной), службами контроля воздушного движения, а также дипломатическими службами при выполнении выбранного варианта дальнейших действий. Вместе с тем для экипажа это была бы информация, что решение экипажа об уходе на запасной аэродром было подтверждено главным распорядителем. При отсутствии поддержки процесса принятия решения командир воздушного судна продолжал ранее принятый план действий - попытки захода на посадку до минимальной высоты снижения».
<…> В 06:35:13,5 бортпроводница доложила командиру: «(борт?) готов к посадке». Минуту спустя диспетчер отдал распоряжение выполнить третий поворот, а затем передал экипажу информацию, чтобы с высоты 100 метров были готовы уходить на другой круг. «Польский сто один, от ста метров быть готовыми уходить на другой круг». Командир подтвердил получение этой информации: «Да».
<…> В 6:35:51 в кабине звучит утверждение: «И мы должны этот аэродром (выбрать?). Наконец на (что-то?)…». Это, по мнению комиссии, означает, что за пять минут до катастрофы - экипаж дал себе отчёт, что предоставлен исключительно сам себе. Но, что важно, эксперты также обращают внимание, что «такое развитие событий могло быть воспринято командиром воздушного судна как то, что его решения об уходе на запасной аэродром не было утверждено, или как ожидание дальнейшего развития событий».
В 06:36:48 в кабину вошёл командующий воздушными силами. Комиссия оценила, что генерал Бласик ограничился пассивным наблюдением событий. «Не установлено, что после появления в кабине командующий, кроме приветствия, как-либо занимал внимание экипажа - не требовал отдать рапорт о ситуации и погоде, не спрашивал, нуждается ли экипаж в какой-то помощи, а также какое принято решение» - читаем в протоколе.
А сразу после прихода Бласика член экипажа самолёта Як-40 передал «Туполеву» информацию, что видимость составила уже только 200 метров. Кто-то выругался. Протасюк поблагодарил за информацию. Как установила комиссия, он реализовал процедуру пробного захода, а затем ухода «на автомате». Процедуру, которая не могла удасться."
http://wiadomosci.gazeta.pl/Wiadomosci/1,80273,10236362,_Pan_prezydent_chcialby_zadzwonic_z_telefonu____Nowe.html
05.09.2011
<…> "В 6:32 капитан информирует: «…посадки. В случае неудачного захода уходим на автомате». Начинается процедура снижения, выдвижения шасси самолёта, включения прожекторов и т.п. В 6.35 кто-то из экипажа напоминает: «И мы должны этот аэродром (выбрать?). Наконец на (что-то?)…» - на это нет отклика и процедура снижения продолжается дальше.
В это самое время в «башне» в Смоленске российские диспетчеры, сопровождающие на посадку польский самолёт, замечают, что есть проблема с рефлекторами, которые полагалось расставить на посадочной полосе аэродрома около 5.00, прежде чем в Смоленске сел польский Як-40, российский Ил-76 (который чуть не разбился над полосой). Уже тогда диспетчеры опасались, успеют ли российские солдаты расставить световое оборудование. «Не знаю, говорить ему о рефлекторах, или нет», - сказал россйский руководитель полётов на аэродроме заместителю командира базы в Твери, когда к аэродрому направлялся польский Ту-154."
http://wiadomosci.gazeta.pl/Wiadomosci/1,80273,10281146,Telefon_satelitarny_z_Tu_154_juz_w_Polsce__Czekamy.html
"Спутниковый телефон с Ту-154 уже в Польше"
13.09.2011
"В Главную военную прокуратуру поступили очередные материалы, нужные следователям. Речь идёт о спутниковом телефоне с разбившегося «Туполева». Прокуратура попросила о помощи в этом деле Данию ещё в январе. Следователей интересуют технические вопросы, связанные с функционированием аппарата спутниковго телефона на борту Ту-154М. Однако прокуратура не сообщала никакой более точной информации на эту тему.
Нет ещё подробностей, касающихся выезда следователей, расследующих смоленскую катастрофу, в Москву. - Проводятся последние приготовления по этому вопросу, - выяснили на радио TOK FM. Это означает, что следователи могут поехать в Россию на рубеже сентября и октября. Там они будут исследовать под надзором русских обломки «Туполева». Это необходимые процессуальные действия, которые должны выполнить прокуроры."
"Достали из могилы останки погибшего депутата"
29.08.2011
"Утром из могилы в краковских Белянах специалисты из Военной жандармерии эксгумировали могилу депутата от партии PiS, который погиб в смоленской катастрофе. - Это не вступление к очередным эксгумациям, - подчёркивают в военной прокуратуре.
Эксгумации тел жертв катастрофы 10 апреля 2010 года добивается часть семей. Они полагают, что протоколы вскрытий, проведенных в Москве российскими специалистами, содержат многочисленные ошибки и позволяют ставить вопросы о том, кто именно похоронен. Наиболее упорно на эту тему высказывалась Малгожата Вассерманн, дочь депутата. Она говорила, что в протоколах есть информация о внутренних органах, которые у её отца были вырезаны в результате операции, а протокол вскрытия не обнаружил их отсутствия. - У меня нет никакого доверия к русским. Этот материал даёт мне право выдвинуть тезис, что он, вероятно, отчасти сфальсифицирован. Если я уверена, что есть фальсификации в некоторой степени - уже появились документы, относительно которых мы убеждены, что они неаутентичны - в таком случае появляется вопрос, аутентичны ли остальные документы, - заявляла в апреле дочь депутата PiS.
Главная военная прокуратура, ведущая следствие по делу катастрофы, пригласила группу экспертов, которые установили, что в протоколах вскрытия действительно есть ошибки. Именно они - по сообщению, опубликованному сегодня - являются причиной эксгумации: «Основанием для действий прокуратуры были сомнения, касающиеся утверждений, которые содержатся в судебно-медицинской документации исследования останков умершего, полученной от Российской Федерации, а не сомнения в тождественности останков», - подчёркивают в ГВП.
«Приглашённые по делу эксперты проведут мероприятия, документирующие состояние тела, организуют также осмотры, связанные с вскрытием останков. Соображения о благе пострадавших - близких родственников погибшего - не позволяют сообщать деталей и обстоятельств проведения эксгумации, как и подробных действий приглашённых экспертов. Проведение порученных действий должно закончиться в течение нескольких дней», - говорится в сообщении.
В другой его части мы читаем: «Нужно подчеркнуть, что из проводимых 29 августа действий нельзя делать выводов о принятии прокуратурой решения о других эксгумациях. Случай каждой их жертв рассматривается индивидуально, до сих пор только в случае со Збигневом Вассерманном утверждено существование обстоятельств, говорящих за обоснованность её проведения, что привело к выдаче 5 августа 2011 года соответствующих решений и распоряжений»."
http://wyborcza.pl/1,75478,10209880,Stenogramy_smolenskie_jawne.html
"Смоленские стенограммы будут опубликованы"
01.09.2011
"Полные стенограммы разговоров в кабине пилотов и разговоров из смоленской «башни» узнаем в понедельник. Они будут в приложении 8 к протоколу исследования смоленской катастрофы.
Протокол - это официальный документ, подытоживающий работу Комиссии по расследованию лётных происшествий в государственной авиации, то есть так называемой комиссии Миллера. Он более обширен, чем так называемый отчёт Миллера, опубликованный в конце июля. Протокол насчитывает - вместе с приложениями - свыше 1200 страниц.
Значительно - по сравнению с отчётом - расширена, к примеру, техническая часть, касающаяся исследований оборудования Ту-154М. Важнее всего приложения. Как решили в комиссии, один из них будет содержать полные стенограммы разговоров, зарегистрированных в «башне» и в кабине пилотов. - Это беспрецедентная ситуация в истории исследования авиационных катастроф, - сказал один из членов комиссии.
Было засекречено только приложение 7, то есть результаты работы медицинской подкомиссии. В нём также содержится психологический анализ членов экипажа.
Протокол комиссии, утверждённый премьером Дональдом Туском, уже несколько недель тому назад получили: командование 36 спецполка, глава Министерства обороны и руководитель Генерального штаба. Получила его также - как оказалось - военная прокуратура. Пресс-секретарь МВД Малгожата Вожняк сообщила нам, что прокуроры «обратили внимание на фрагменты документа, которые могли бы нарушить интересы следствия». Эти фрагменты останутся засекреченными. Речь идет - как мы выяснили - в том числе о том, чтобы скрыть некоторые источники информации, которые комиссия получила от прокуроров."
http://wyborcza.pl/1,75478,10234622,Dramat_pilotow__Protasiuk__Ja_sie_tylko_martwie_tym_.html
"Драма пилотов"
05.09.2011
"«Я только беспокоюсь об этом (что мне?)», «Об этом, (это меня и вправду беспокоит?)» - это слова капитана Аркадиуша Протасюка, ожидающего решения президента: приземляться ли и где 10 апреля 2010 года. Неизвестные фрагменты записей в кабине пилотов показывают драму командира, который решение был вынужден принимать сам.
Сегодня комиссия Ежи Миллера опубликовала протокол и прнложения к отчёту об исследовании смоленской катастрофы. Это не изменит уже известной с представления отчёта картины событий, но может добавить множество новых подробностей. Ниже - то, что мы вычитали в одном из приложений и что иллюстрирует драму пилотов.
Приложение 8 к протоколу исследования смоленской катастрофы содержит полную запись разговоров в кабине «Туполева», воссозданную экспертами из Центральной криминалистической лаборатории. Она намного шире, чем опубликованная год назад версия стенограммы, подготовленная российским Межгосударственным авиационным комитетом (МАК). В дополнение заместитель главы комиссии полковник Мирослав Гроховский сказал, что при прочтении польские эксперты вообще не пользовались российской транскрипцией разговоров.
Напомним, что МАК как одну из причин катастрофы называл давление на экипаж, чтобы тот приземлился. Сокращённый отчёт комиссии Ежи Миллера (от 29 июля) и опубликованный сейчас протокол ислледований комиссии версию о давлении опровергает. Прежде всего комиссия принимает, что пилоты вообще не хотели садиться в Смоленске, планировали только спуститься до так называемой высоты принятия решения (100 м.) и если не будет условий для приземления, уйти на другой круг, а потом на запасной аэродром.
Решение о выборе запасного аэродрома принадлежало распорядителю полёта, то есть президенту Леху Качинскому. И вплоть до трагического финала полёта оно не было принято. Стенограммы показывают драму пилотов, которые видели, что условий для посадки в Смоленске нет. Они ожидали решения, куда направить самолёт. И не дождались.
Так это описывает протокол комиссии в части, названной «обстоятельства и ход лётного происшествия».
Когда ещё над Беларусью экипаж получил информацию, что «в Смоленске видимость 400 метров, туман», они были удивлены. «Из комментариев однозначно следует, что экипаж не ожидал таких WA (атмосферных условий - ред.) (...) это был момент, когда экипаж дал себе отчёт о плохих WA и возможных трудностях в реализации плана полёта». По мнению комиссии, командир должен был с экипажем обговорить альтернативные решения: заход на посадку, пробный заход или уход на запасной аэродром».
«Попытку анализа ситуации предпринял второй пилот, спросив в 6:16:53: «За сколько эти или: В котором эти? мероприятия начинаются?» - читаем мы в протоколе комиссии. «Командир ответил: «Не знаю» и продолжил: «Но как (ты или: мы?) не приземлимся, то они не (будут иметь?) времени».
По мнению комиссии, этот обмен репликами всё же не свидетельствует о «решимости предпринять поытку приземления» [так посчитали в МАК]. Об этом свидетельствуют следующие высказывания командира, его сомнения, колебания.
В 6:17:47 капитан Протасюк говорит бортпроводнице: «Это неинтересно. Появился туман, и неизвестно, сядем ли». Второй пилот спрашивает: «А если не сядем, то что?» «То уйдём», - отвечает Протасюк. Стенограмма не передаёт интонации, с которой эти слова были сказаны: с решимостью, или нет? С уверенностью, или с сомнением?
Но в дальнейшем разговоре в кабине - подчеркнула комиссия - «командир воздушного судна выразил свои опасения о возможных последствиях, вытекающих из принятия такого решения»: «Я только беспокоюсь об этом (что мне?)», и также «Об этом, (это меня и вправду беспокоит?)».
<…> Протасюк спросил: «Сколько у нас топлива?» И эта фраза для комиссии Миллера стала ключевой. Читаем. Комиссия не «усмотрела решительных опасений экипажа, в том числе командира воздушного судна, о негативных последствиях принятия решения об отходе на запасной аэродром, несмотря на то, что это привело бы к невыполнению столь важной, с точки зрения экипажа, а прежде всего главного распорядителя, задачи».
Дополняет этот анализ фрагмент психологического заключения о личности Протасюка (приложение, в котором содержится психологическое заключение о всех членах экипажа, засекречено: «..высокий уровень интеллекта был фактором, которым можно объяснить дальнейшее поведение командира воздушного судна, основывающееся прежде всего на расчёте на собственные возможности и умения, что было связано с недостаточным опытом экипажа, о чём командиру экипажа должно было быть известно».
Проблема тумана на смоленском аэродроме возвращается в дальнейших разговорах: за 20 минут до катастрофы командир интересуется самолётом Як-40, который вылетел в Смоленск раньше с журналистами на борту. «Может, приземлился. Может, успел до этого тумана» - это очередные неизвестные ранее слова Протасюка. Второй пилот ему отвечает: «А наше (метео?) беспокоилось больше о Як-40, чем о нас, так как говорили, что может быть лучше. Чем позже, тем лучше». На что Протасюк с сомнением: «Думаю, что увидим, ну» и дальше: «Увидим. Подойдём и увидим». Второй пилот: «Подойдём - увидим, ну». Протасюк: «Может быть хорошо, а, может быть, не видно этой земли».
По оценке комиссии эта «дискуссия показывает, что экипаж принял к исполнению решение командира воздушного судна о продолжении полёта до Смоленска и пробном заходе на посадку (по возможности о попытке посадки, если бы погода наладилась). Невозможно «вычитать» убеждённости экипажа, что нужно пробовать сесть».
В 6:21:04 на вопрос бортпроводницы «Командир! (начинаем) … спускаться?!» Протасюк ответил: «Да, уже (пристёгиваться или: начинаем?)».
Решение - по мнению комиссии - было принято ещё до того, как экипаж связался с аэродромом Смоленск Северный (криптоним «Корсаж»). Несколькими минутами позже в кабину пилотов вошёл руководитель дипломатического протокола Мариуш Казана.
Из опубликованных сейчас стенограмм вытекают также сомнения в смоленской «башне», что делать с «Туполевым». Российский диспетчер спрашивает капитана Протасюка (это он поддерживал связь, так как знал русский) о топливе и о запасном аэродроме. Протасюк упоминает о Витебске и Минске. В это самое время диспетчер полётов говорит заместителю командира базы: «Надо его выгнать, [вульг.]». На что полковник Краснокутский отвечает: «Так скажи, что у нас условий нет, видимость (?)».
И в 6:24:25 диспетчер передаёт информацию: «PLF 1201, на Корсаже туман, видимость четыреста метров».
В протоколе читаем: «По мнению комиссии, диспетчер полётов, согласно правилам государственной авиации РФ, начал процедуру направления самолёта на запасной аэродром». И дальше: «Если бы в этот момент диспетчер полётов определённо указал экипажу запасной аэродром, это была бы однозначная информация, что аэродром «не принимает», что должно повлиять на изменение решения командира Ту-154М».
Такой информации не было. Поэтому в части, касающейся причин катастрофы, комиссия ясно пишет: «Неправильные действия служб полётов в области контроля воздушного движения и управления безопасностью полётов были спровоцированы неправильной оценкой ситуации и принятием неправильного решения». На российских диспетчеров наша комиссия не возлагает непосредственной ответственности за катастрофу, но категорически утверждает, что «башня» могла её предотвратить.
Возможно, предотвратить катастрофу могли также пилоты правительственного Як-40, который приземлился в Смоленске раньше, с журналистами на борту. Их разговор с «Туполевым» был уже известен раньше.
Напомним. Командир Як-40: «Знаешь что, в общем, п..да тут. Видно каких-то четыреста метров примерно, и, как нам кажется, основание облаков намного ниже пятидесяти метров». И дальше: «Зато скажу откровенно, что можете попробовать, конечно».
Разговор с Як-40 вёл второй пилот «Туполева» полковник Гживна. Комиссия Миллера обращает внимание, что, излагая его Протасюку, он пропустил ключевые слова: «п..да тут» и «..основание облаков намного ниже пятидесяти метров». И ещё одна цитата из полковника Гживны: «Они сказали только, что если второй раз не (сядем?) то (он говорит, что в Москву?).
Вывод комиссии в протоколе: «Подтверждённая из очередного, достоверного источника информация об очень сложных WA [атмосферных условиях], существенно низших (худших) по сравнению с минимумом для экипажа и аэродрома, не повлияла ни на изменение решения, принятого командиром воздушного судна, ни на реакцию остальных членов экипажа, что может показывать, что пилоты принимали это очень важное пилотажное решение, руководствуясь не столько лётными предпосылками, сколько фактом, кого и с какой целью перевозили на борту».
Следовательно, комиссия исключает давление на пилотов. Но ясно указывает на ксвенное влияние: времени и обстоятельств полёта 10 апреля. В 6:25:04 командир информирует диспетчера: «Благодарю. Если можно, попробуем подойти, а если не будет погоды, тогда уйдём на другой круг».
По мнению комиссии, решение о пробном заходе на посадку не представляло угрозы для безопасности полёта, так как опиралось на обязательные для экипажа правила. Но при условии: после достижения высоты принятия решения (100 метров над уровнем посадочной полосы), если бы не было видно земли, самолёт должен уйти на другой круг.
Комиссия также обращает внимание, что командир «однако, считался с тем, что диспетчер полётов может не дать согласия на заход на посадку. Поэтому он спросил: «…Если можно, попробуем подойти…» (подойти, а не сесть), то есть передал решение «в руки» диспетчера полётов».
И подытоживает, что «разрешение на заход на посадку самолёта Ту-154М, в ситуации, когда WA на аэродроме были значительно ниже минимальных, было нарушением правил, содержащихся» в российских предписаниях, обязательных для Смоленска.
<…> Из опубликованных - неизвестных ранее записей разговоров в «башне» - следует, что диспетчеры понимали, что «Туполев» спустится до границы 100 метров. В 06:26:02 они так передавали своему начальству решение экипажа: «…значит, выполняют контрольный заход, решение командира экипажа, выполняют контрольный заход до высоты принятия решения 100 метров, отход, о готовности Минска, Витебска как запасных пусть спросят».
Полковник Краснокутский (комиссия считает, что его присутствие в «башне» соответствовало правилам, но вмешательство в процесс сопровождения самолёта - уже нет) сказал одному из диспетчеров: «[имя], сопровождаешь до ста метров. Сто метров. Без дискуссии, [вульг.]».
«С этого момента, - читаем в протоколе, - действия диспетчеров сосредоточивались на согласовании перенаправления самолёта Ту-154М на запасной аэродром (после ухода на другой круг)».
Между тем в кабине уже более 3 минут (читаем) находился директор дипломатического протокола МИД. В 6:26:18,5 командир воздушного судна передал ему однозначное сообщение: «Господин директор - появился туман, в эти минуты в этих условиях, которые есть сейчас, не дают совета сесть. Попробуем подойти - сделаем один заход - но, очень вероятно, ничего из этого не выйдет. Так что прошу (уже думать или подумать?) над решением, что будем делать».
Директор спросил «Будем…?» (вероятно, ждать?), на что командир ответил: «Топлива нам так долго не хватит, чтобы…», директор в свою очередь сказал: «Ну, у нас есть проблема». Командир ещё пояснил: «Можем полчаса повисеть и уходим на запасной», а на вопрос директора о запасном аэродроме ответил: «Минск или Витебск».
По мнению комиссии, капитан Протасюк чётко «обозначил отсутствие возможности приземления на аэродроме Смоленск Северный и возможность выполнить контрольный заход до минимума, прося только решения о выборе запасного аэродрома».
Читаем: «способ передачи сообщения командиром воздушного судна чётко подтверждает, что решение он принял уже раньше и не ожидал помощи при его принятии. Он не спрашивал, что в этой ситуации делать, ожидал только помощи в выборе запасного аэродрома. Поэтому, по мнению комиссии, нет оснований говорить о каком-либо давлении на экипаж в вопросе посадки на аэродром Смоленск Северный, как раз наоборот, это командир не оставил возможности влиять на его решение, сказав: «уйдём на запасной».
<…> Эксперты комиссии Миллера обращают внимание, что «командир воздушного судна попросил второго пилота повторно связаться с экипажем самолёта Як-40, чтобы определить, какова толщина облаков. По мнению комиссии, командир, анализируя ситуацию, пробовал определить, настолько ли мала толщина облаков, чтобы можно было предвидеть их «разрыв» и улучшение погоды. Кроме того, он спросил, прилетели ли уже русские - в ответ получил информацю, что самолёт Ил-76 выполнил два неудачных захода и улетел. Разве это не свидетельствует о том, что капитан Протасюк принимал во внимание также посадку, если бы - в какой-нибудь дыре в облаках, тумане - видно было посадочную полосу.
Комиссия не сомневается, что директор Казана после разговора с Протасюком пошёл спросить - что дальше - президента? Через 3 мин. 34 сек. после выхода из кабины директора дипломатического протокола капитан Протасюк говорит: «Уже близко». В ответ слышно реплику: «Прежде чем он решит, может, составим карту в это время? Всё равно - Минск, Витебск…?» Речь идёт о выполнении действий, содержащихся в так называемой контрольной карте. Комиссия: «Это однозначно подтверждает тезис, что экипаж реализовал принятое ранее решение и ожидал решения главного распорядителя только в отношении выбора запасного аэродрома».
В 6:30:33 повторно в кабину вошёл директор Казана. «Пока нет решения президента, что делать дальше». После чего он вышел из кабины.
«По мнению комиссии, быстрое указание запасного аэродрома облегчило бы выполнение подготовительных действий: экипажем, диспетчерами на аэродроме Смоленск Северный, аэродромными службами (аэродрома, указанного как запасной), службами контроля воздушного движения, а также дипломатическими службами при выполнении выбранного варианта дальнейших действий. Вместе с тем для экипажа это была бы информация, что решение экипажа об уходе на запасной аэродром было подтверждено главным распорядителем. При отсутствии поддержки процесса принятия решения командир воздушного судна продолжал ранее принятый план действий - попытки захода на посадку до минимальной высоты снижения».
<…> В 06:35:13,5 бортпроводница доложила командиру: «(борт?) готов к посадке». Минуту спустя диспетчер отдал распоряжение выполнить третий поворот, а затем передал экипажу информацию, чтобы с высоты 100 метров были готовы уходить на другой круг. «Польский сто один, от ста метров быть готовыми уходить на другой круг». Командир подтвердил получение этой информации: «Да».
<…> В 6:35:51 в кабине звучит утверждение: «И мы должны этот аэродром (выбрать?). Наконец на (что-то?)…». Это, по мнению комиссии, означает, что за пять минут до катастрофы - экипаж дал себе отчёт, что предоставлен исключительно сам себе. Но, что важно, эксперты также обращают внимание, что «такое развитие событий могло быть воспринято командиром воздушного судна как то, что его решения об уходе на запасной аэродром не было утверждено, или как ожидание дальнейшего развития событий».
В 06:36:48 в кабину вошёл командующий воздушными силами. Комиссия оценила, что генерал Бласик ограничился пассивным наблюдением событий. «Не установлено, что после появления в кабине командующий, кроме приветствия, как-либо занимал внимание экипажа - не требовал отдать рапорт о ситуации и погоде, не спрашивал, нуждается ли экипаж в какой-то помощи, а также какое принято решение» - читаем в протоколе.
А сразу после прихода Бласика член экипажа самолёта Як-40 передал «Туполеву» информацию, что видимость составила уже только 200 метров. Кто-то выругался. Протасюк поблагодарил за информацию. Как установила комиссия, он реализовал процедуру пробного захода, а затем ухода «на автомате». Процедуру, которая не могла удасться."
http://wiadomosci.gazeta.pl/Wiadomosci/1,80273,10236362,_Pan_prezydent_chcialby_zadzwonic_z_telefonu____Nowe.html
05.09.2011
<…> "В 6:32 капитан информирует: «…посадки. В случае неудачного захода уходим на автомате». Начинается процедура снижения, выдвижения шасси самолёта, включения прожекторов и т.п. В 6.35 кто-то из экипажа напоминает: «И мы должны этот аэродром (выбрать?). Наконец на (что-то?)…» - на это нет отклика и процедура снижения продолжается дальше.
В это самое время в «башне» в Смоленске российские диспетчеры, сопровождающие на посадку польский самолёт, замечают, что есть проблема с рефлекторами, которые полагалось расставить на посадочной полосе аэродрома около 5.00, прежде чем в Смоленске сел польский Як-40, российский Ил-76 (который чуть не разбился над полосой). Уже тогда диспетчеры опасались, успеют ли российские солдаты расставить световое оборудование. «Не знаю, говорить ему о рефлекторах, или нет», - сказал россйский руководитель полётов на аэродроме заместителю командира базы в Твери, когда к аэродрому направлялся польский Ту-154."
http://wiadomosci.gazeta.pl/Wiadomosci/1,80273,10281146,Telefon_satelitarny_z_Tu_154_juz_w_Polsce__Czekamy.html
"Спутниковый телефон с Ту-154 уже в Польше"
13.09.2011
"В Главную военную прокуратуру поступили очередные материалы, нужные следователям. Речь идёт о спутниковом телефоне с разбившегося «Туполева». Прокуратура попросила о помощи в этом деле Данию ещё в январе. Следователей интересуют технические вопросы, связанные с функционированием аппарата спутниковго телефона на борту Ту-154М. Однако прокуратура не сообщала никакой более точной информации на эту тему.
Нет ещё подробностей, касающихся выезда следователей, расследующих смоленскую катастрофу, в Москву. - Проводятся последние приготовления по этому вопросу, - выяснили на радио TOK FM. Это означает, что следователи могут поехать в Россию на рубеже сентября и октября. Там они будут исследовать под надзором русских обломки «Туполева». Это необходимые процессуальные действия, которые должны выполнить прокуроры."
![[identity profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/openid.png){kind=small}
no subject
Date: 2011-09-17 07:41 pm (UTC)надо-бы мне все материалы восстановить
близится развязка
no subject
Date: 2011-10-12 08:23 pm (UTC)no subject
Date: 2011-10-13 01:30 am (UTC)